Прогулки с дядей Гиляем
Уроженец Вологодского края, много поездивший и повидавший на своем веку Владимир Алексеевич Гиляровский в конце концов оказался московским старожилом, «всезнающим москвичом». Немного найдется людей, которые так хорошо знали бы Москву последней трети 19 — начала 20 века, ее окрестности, быт и нравы, как Гиляровский.
Трудно представить себе литературу и журналистику на рубеже двух последних столетий без Гиляровского, нет практически ни одной книги воспоминаний тех лет, где имя дяди Гиляя не было бы упомянуто с любовью. «Летучий репортер», как окрестили его друзья, был любимцем театральной публики и защитником Хитрова рынка. Его дом в Столешниках лежал на пути каждого, кто приезжал в столицу — он находился в самом центре Москвы. Может быть, поэтому там много народу и побывало у Владимира Алексеевича Гиляровского, прожившего там более полувека. Репортеры и булочники, наборщики типографий, парикмахеры и циркачи, писатели и музыканты, художники… А может, шли они к нему еще и потому, что дядя Гиляй, как и его квартира, встречался на жизненном пути многих из них.
В. А. Гиляровского, его книги, воспоминания, знают и помнят в Москве, Болгарии, Сербии, но его творчества не помнят и практически не знают на родине писателя, в Вологде. Согласитесь, что на простенький вопрос в пределах школьной программы: «Поднимите руку те, кому знакомо имя дяди Гиляя, нашего талантливого земляка?» — немногие ответили бы утвердительно, и тем не менее…
ОГНИ ВЕЧЕРНЕЙ МОСКВЫ
«Цель творчества — самоотдача, а не шумиха, не успех».
Б. Пастернак.
Малый театр… Он был храмом искусства Москвы, университетом, в котором учились и актеры и создатели театров. Малый освящал жизнь, зажигал мысль в молодых сердцах десятки и десятки лет. Гиляй знал парады Малого, знал московские театры в блеске торжественных огней, знал особый, неповторимый шумок антрактов в дни премьер. Был вхож за кулисы, в артистические, но знали и любили его, не как зрителя первых рядов партера. От него не ждали хвалебных разборов новых постановок и пьес или игры актера — он никогда об этом не писал…
И все же Малый, Художественный и многие другие, московские театры приглашали его на свои премьеры, юбилеи, на капустники, праздники только для актеров и ближайших друзей. Приглашали потому, что знали, о чем писал дядя Гиляй: о жизни актера, не окруженной блеском сцены, успеха, о той, что начиналась, когда гасли огни театра. Внимание Гиляровского было обращено к ежедневным будням тех, кто своим трудом, талантом и умением дарил радость искусства.
Теплые дружеские отношения завязались у Гиляровского с Художественным театром. Владимир Алексеевич помнил это здание как театр Леонозова, потом театр Корша, помнил, когда в здании этом открылась Московская Частная русская опера Саввы Мамонтова.
А отношение театра к дяде Гиляю однажды выразил В. И. Немирович-Данченко: «В театре много хранится драгоценных воспоминаний о Ваших связях с ним, о дружбе с незабвенным Антоном Павловичем (Чеховым — прим. Л. М.), театр помнит и всегда будет помнить и хранить в страницах интимной жизни своей Ваше присутствие, полное неиссякаемого юмора и неподдельного благородства…
Немирович-Данченко выступал тогда в Историческом музее на юбилее, и голос, который так много значил в театральной Москве, особенно четко произносил слова, адресованные Художественным дяде Гиляю:
«Перед нами в театре во всех случаях наших встреч с Вами был поэт, талантливый, жизнерадостный, бодро смотрящий в жизнь, глубоко верящий, что полная радость приходит с Искренностью и верой в победу Добра!..».
